Нет почти ни одного соборного храма в России, где бы не было придела в его честь. Имя "Николай" до революции было первым по числу наречений в Святом Крещении. Святителя Николая почитали даже российские иноверцы: татары, буряты, калмыки. У последних от именовался Никола-Бурхан и считался "Белым старцем" и "Великим духом Каспийского моря", покровителем моряков и рыболовов. Буряты на заре просвещения светом Христовой веры именовали его "Бачка Никола" (Отец Николай) и даже "Русским богом". Они приносили к его иконе свои охотничьи трофеи и норовили намазать святой образ кровью жертвенных животных и салом, как поступали веками со своими языческими божками. Потому что на опыте знали, что святой Николай - первый помощник путешественников и защитник от морозов.
В русском крестьянском быту с днями памяти святителя Николая (Никола Вешний и Зимний) было связано множество примет и советов по ведению хозяйства. Сами дни празднования именовались в народе "Никольщиной" и отмечались широко, хлебосольно, благотворительно.
Святитель Николай - покровитель путешествующих, моряков, рыболовов, геологов, полеводов и скотоводов. Он помогает в стеснённых обстоятельствах жизни, ему молятся об удаче в путешествиях, о замужестве дочерей, об избавлении от несправедливых обвинений.
Предлагаем вашему вниманию рассказы об этом удивительном святом, который давно стал русским, хотя родился и жил в Греции.

Старичок
Рассказ фронтовика

Я рано остался сиротой от отца, не помню даже, сколько лет мне было. Но осталось в памяти, как он брал меня, малыша, на руки, крепко прижимая к себе. А на груди его висел большой нательный крест, такой красивый, что я немедленно переставал плакать и рассматривал его, пока не засыпал.
Отца моего звали Николаем, в честь Николая Чудотворца. Крестили его под самый Николин день, в декабре. Святителя Николая у нас в селе очень почитали. На Николу Зимнего и Вешнего ничего не работали, старики шли в церковь, и вообще день на селе стоял праздничный. Мать пекла пироги. Ждали отца из церкви.
Вот взялся вам рассказывать, а про то забыл, что память моя из-за ранений и контузии стала похожа на старое лоскутное одеяло, что лежало у нас на полатях: кусочек к кусочку кое-как пришит, дыр полно, а выбросить жалко. Так и из детства, и из юности сохранились обрывки как яркие лоскутки воспоминаний.
Помню нашу соседку, Марью Васильевну Огаркову. Набожная была старица. А уж Святителю Николаю день и ночь молилась. Всё "Никола - батюшка", да "Милостивец", да "Заступник".Потому, наверное и случилась с ней эта история.
Марья-то Васильевна меня, сироту, жалела. То пряник сунет, то кусочек сахару. Вот однажды пришла и говорит:
- Ванюшка, пойдешь со мной по смородину? Бабы говорят, страсть, как много её народило, а одной-то боязно! А ты хоть и не велик,а всё же - душа живая. Мы с тобой поговорим дорогой, и на мир Божий поглядим.
Я рад. В лесу хорошо. Лето в самом разгаре. Кузнечики звенят, одуванчики качают поседевшими прозрачными головками. Бабочки порхают и кружатся. Марья Васильевна про Богородицу тихонько напевает - знакомое, милое, родное что-то.
Нашли мы куст - до вечера не обойдёшь. Веточки до земли склонились под тяжестью ягод. Собирали долго. Я помогал, как умел. Потом, отдыхая, сидели на полянке под дубом, ели хлеб с луком, запивая кислым кваском. Много хорошего было, но только под конец мы потеряли дорогу.
Плутали, плутали - смеркаться стало. Я так устал ходить, что ноги стали заплетаться одна за другую. Марья Васильевна всё шептала что-то, а тут вдруг в голос вскричала и стала звать:
- Батюшка Никола, Чудотворец Милостивый, помоги выйти!
Только позвала - выходит из-за деревьев старичок в армячке, в лапотках, с котомкою и посошком. Марья Васильевна моя сойкала и упала на колени - головой в траву - и не шевелится!
Тут я оробел сильно и хотел было уже задать ревака, как вдруг старичок ласково так улыбнулся, да и говорит:
- Не плачь! Вы совсем недалеко от дороги. Слушай внимательно: сейчас на солнышко сто шагов пройдёте, потом на правую руку - тоже сто, а там - ручей и тропинка. Ну, идите с Богом!
Пошли мы по сказанному, точь-в-точь всё так и оказалось. У ручья напились воды, Марья Васильевна умыла заплаканное лицо, повернулась ко мне и говорит:
- Узнал ли ты нашего благодетеля, Ваня? Это же сам Никола- Святитель, батюшка!

 ***

В войну меня, подростка, взяли в фабзавуч. Тогда не спрашивали: кем ты хочешь быть, на кого хочешь выучиться? Послали учиться на механика речных судов. Первый год проплавал учеником - юнгой. Зиму занимались ремонтом. А в 1943 году я был уже назначен механиком на "Волгонефть".
Главной опасностью военного времени для речных судов были магнитные мины. Немцы бросали их с самолётов прямо в воду. Такая мина погружалась на глубину нескольких метров и плавала так, пока над нею не проходило судно. Тогда мина, притягиваемая стальным корпусом корабля, всплывала, била прямо в дно и топила его. Для защиты от таких мин применяли размагничивание корпуса судна.
Но всё-таки в одном из походов наш "Волгонефть" наскочил на одну такую мину. Взрывом пробило два носовых отсека, убило двух человек команды, тяжело ранило третьего, меня же контузило. Судно, зарывшись носом в воду, каким-то чудом оставалось всё-таки на плаву. Раненый умер, спустя несколько часов, а меня подобрал сторожевой катер.
Очнулся я в плавучем госпитале под Самарой. Я с трудом мог говорить, заикался, потерял память. Документов при мне почему-то никаких не оказалось, объяснить я ничего не мог, так как не помнил почти ничего из того, что со мной случились.
Отправили меня на военном катере в Саратов. Очутился я на крупной товарной станции, видимо, ссадили на берег. Сижу на каких-то мешках, не понимаю: зачем я здесь? Пошёл мелкий холодный дождь. Я промок, озяб, сильно разболелась голова. Положение было самое ужасное. Вдруг подходит ко мне чистенький седенький старичок и спрашивает:
- Тебе, сынок, куда надо?
- В госпиталь, - отвечаю.
- Я тебя отвезу, обожди немного.
Тут у меня в голове немного прояснело, боль утихла, и я подумал: как и куда он собирается меня везти, ведь у него же ни телеги, ни лошади?
Это была последняя связная мысль, потому что потом я крепко-крепко уснул, или даже сознание потерял, не помню. Только очнулся я уже не на станции, а в порту, где стояли большие суда. Ни поездов, ни мешков, на которых я сидел... Я растерянно озирался по сторонам и вдруг услышал голос, звавший меня по имени-отчеству:
- Иван Николаич! Ваня! Ты ли это? Живой! Как ты сюда попал?
А я и сам не знаю, как попал. Оказались рядом знакомые ребята, земляки, посадили на пароход, помогли добраться до дому.

***

Приехал я в родной посёлок инвалидом. Лежал в госпитале несколько раз, врачи поправить моё здоровье не могли: по-прежнему кружилась и болела голова, обмороки, заикание, амнезия. Тогда взялась меня лечить бабушка-травница. Знаменитая была старушка: однажды вылечила безнадёжно больного губернатора. Она, между прочим, велела мне на сон и утром "Богородицу" читать, а также пользовала какими-то отварами, настоями и пилюлями. Я всё аккуратно выполнял, стало немного лучше, но совсем поправиться не мог.
Однажды ночью я не мог никак уснуть. Всё думал, как же мне жить дальше: работать я не годился, и был обузой для состарившейся матери! Потом, стараясь прогнать мучительную бессонницу, по совету бабушки долго читал "Богородице, Дево, радуйся.", но уснуть так и не смог.
Перед самым рассветом вдруг с шумом распахнулось окно напротив моей постели. Глянул я - стоит за окном Женщина, высокая, красоты неописанной, Сама в длинном одеянии, а над Нею с двух сторон - два ангелочка парят. Я не успел ничего сообразить, как Она брызнула на меня чем-то прохладным и душистым, как росой меня всего обдало, - и окно захлопнулось.
Утром я не мог решить: не приснилось ли мне всё это? Потом вышел во двор, увидел неколотые дрова - целую кучу, машинально взял колун и стал наяривать. Опомнился я , когда все дрова были переколоты. Во всём теле было приятное, здоровое чувство истомы. Мать, вся в слезах, бросились мне на грудь.
- Ванюшка! Что это с тобой подеялось? Не приходил ли к тебе опять твой старичок? Я слышала, под утро ставни хлопали!
- Нет, - говорю, старичка я не видел, а приходила Женщина с двумя Ангелами.
Мать, заливаясь счастливыми слезами, сказала мне:
- А ты знаешь ли, что это за Женщина? Посмотри на себя, ведь ты здоров! Это Царица Небесная тебя исцелила!

***
В сорок восьмом и сорок девятом годах я служил на Западной границе, в Закарпатье. Исцеление я действительно получил свыше. С той памятной ночи ни головокружений, ни обмороков со мной больше никогда не случалось. Речь была нормальной и ясной. Меня даже признали годным к строевой службе. Вот только с памятью было не совсем ладно, но это можно было пережить. Но жизнь припасла для меня ещё испытания.
Однажды мы вышли в дозор вчетвером и попали под обстрел. Двоих убили сразу, а я с раненым старшиной на руках сумел укрыться в лесу. Путь к заставе нам преграждала река. Переправиться через неё с раненым на руках я не мог, между тем, он истекал кровью, медлить было нельзя!
Вдруг из-за кустов на противоположной стороне выглянул человек. Пригляделся я и вижу: опять старичок, седобородый, в тёмной одежде. И знаки мне руками делает: сюда, мол, плывите! Ну, думаю, опять чудеса начинаются! Перекрестился я и вошёл в воду. На старичка поглядываю, а он мне то одной, то другой ручкой помахивает, дескать, то левее, то правее бери! Так я вброд и перебрался. Хватился было благодетеля моего, а его, как и водится, след простыл. Ну да мне искать-то было некогда: раненый на руках. Так вот и спас и меня, и старшину Святитель Николай.

***
Помню ещё одно явление нашего небесного заступника. Это было уже в 50-х годах. Я переехал жить в Горький, женился, работал на заводе "Красное Сормово". В семье подрастали две дочери. Мы с женой ждали третьего ребёнка. Как же я хотел, чтобы на этот раз родился сын! Думаю, каждый отец понял бы меня.
Однажды жена разбудила меня рано утром, взволнованная:
- Ваня! Мне сейчас во сне твой старичок явился и говорит:"Не беспокойся, родишь сына, окрестите Михаилом!".
Через несколько дней увезли жену в роддом, а я пришёл на работу. Переживаю, конечно, работа из рук валится. Мастер меня подбадривает:
- Ну что, - говорит, - если сын родится, с тебя причитается!
- Выписывай, - отвечаю, - премию! На все угощаю!
Сейчас мы с женой уже состарились, дочери вышли замуж, покинули родительское гнездо. А Мишенька остался с нами. Он - наша опора в старости…

***

И вот совсем недавно, в канун Николы Зимнего, случилось со мной удивительное. Вышел я на Парковое озеро погулять с внуком, мишенькиным сыночком. Морозы стояли под тридцать градусов (так и прозываются - Никольские), а у берега полынья образовалась - там в озеро речка впадает. Иду я и вижу: беда! В полынье люди тонут! Две женщины и двое детей. Люди кругом мечутся, а помочь не могут, боятся лезть в ледяную воду. 
- Дедушка! - закричал Ванюшка, - Спаси их, дедулечка, скорее!
Голос его меня подстегнул, живенько я пальто и валенки скинул и прыгнул прямо в ледяную кашу. Как спасал, не помню, но всех вытащил. Стою весь в ледяной корке, руки в крови - о лёд изрезал. А на работе в это время профсоюзное собрание было. Прикинул я , что до работы ближе, чем до дому, и побежал туда.
Ну и переполох же там случился, когда явился я в честное собрание в таком виде! Однако, начальник распорядился мне триста граммов спирта выдать. Я - отказываться:
- Не могу, - говорю, - работать же нужно!
- Да неужто мы тебя в такой день работать заставим?!
Ну, выпил я спирт, пошёл в горячий душ. отогрелся. Домой пришёл и лёг спать. Родные сказали, что я спал трое суток подряд, не просыпаясь. За это время полностью закрылись резаные раны на руках, без всякого лечения. Да и встал я крепким, бодрым, отдохнувшим и совершенно здоровым! Ни кашля, ни чиха, ни ломоты, - будто и не я в тридцатиградусный мороз в проруби плавал!
За всю свою жизнь я с помощью Божьей спас одиннадцать человек. Но с памятью у меня до сих пор плохо: оставила след война. Тут уж ничего не поделаешь, видно, Богу так угодно!

Как Святитель Николай креститься научил
Святочный рассказ 
С детства люблю ездить на поездах. Поезд плавно трогается, набирает ход - и вот уже поплыли, полетели за окном поля, перелески, полустанки, пристанционные домики - всё запорошенное снегом, выбеленное и принаряженное к празднику.
Ещё не утихла в сердце радость рождественских песнопений, как грядёт уже новый великий праздник - Богоявление. В древней церкви это был единый праздник - Богоявление, и продолжался он несколько дней. Отсюда и удивительное сходство церковных служб на эти праздники, два сочельника - Рождественский и Крещенский, а также Святки. Счастливые, незабываемые дни.
Хорошо в такие дни сидеть в уголочке, смотреть в окно и думать о своём под ритмичный колёсный перестук. Попутчица моя, по имени Людмила, ехала, как и я, на родину - встречать праздник Крещения, который в её родном селе был престольным. На речушке за селом на деревянных мостках устраивали "иордань" - крестообразную прорубь, где совершалось великое освящение воды...

Крестов сиянье в зимнем небе
Сквозь сень заснеженных ветвей, -
То празднуют Богоявленье
На милой Родине моей.

С утра вдоль улицы печальной
И мимо заспанных окон
По воздуху плывёт хрустальный,
Негромкий колокольный звон.

Вода в священной Иордани
И холодна, и глубока.
Приемля Крест, на миг отпрянет
И остановится река.

Перед святым ночным купаньем
Шепну отверстым небесам:
Храни, Господь, как достоянье,
Мой дом родной, и сад, и храм!

В сугробах чистых, бело-синих,
В святых метелях и снегах
Покоится моя Россия -
Дитя у Бога на руках...

Раньше в селе был монастырь. Безбожные власти его закрыли и разрушили. Остался только больничный корпус с небольшой церковкой. В этом здании разместилась районная больница, а больничный храм долго служил складом медикаментов и оборудования. Людмила работала в этой больнице санитаркой. Кто не знает этих незаметных и незаменимых тружениц, чьими руками наводится чистота, подается та самая евангельская "чашка воды"? Недаром же санитарок зовут ласково "нянечками". Людмила и была такой нянечкой - доброй, кроткой, терпеливой и заботливой.

Родители её были из старообрядцев. Мать, умирая, завещала дочери в "никонианскую" церковь не ходить, со "щепотниками"* не знаться, а двуперстное сложение держать. Людмила соблюдала заповедь родительницы, молилась дома усердно, подолгу, откладывая бесконечные земные поклоны на материн расшитый подрушник.** Подрушник этот, бывало, не просыхал от слёз...

Однажды старшая медсестра, пролетая мимо Людмилы по коридору, радостно сообщила:
- Церковь у нас открывают! На той неделе будем склад перемещать, помещение освобождать надо!

Какой-то безотчётной радостью отозвались в душе Людмилы эти слова. Вместе со всеми она помогала переносить, переставлять, а потом мести, убирать и мыть - наводить привычную чистоту...
Потом появился священник, молодой, энергичный, весёлый, а за ним много других разных людей. Каждый день в храме что-то новое совершалось: собирали леса под самый потолок, белили стены, перестилали полы. Наконец всё было готово, На стенах появились иконы, перед ними затеплились огоньки лампадок. Посередине вырос иконостас, на первое время собранный из листов фанеры. Подсвечники и аналои чинно разместились вдоль стен в строгом порядке. Храм был освящён, и в нём начались регулярные службы.
Пение тихое, умилительное было слышно во всех коридорах и палатах. Монастырские больничные корпуса специально так строились, чтобы  болящие могли слушать все службы, даже те, кто не имел сил встать с постели.

Дрогнула душа у Людмилы, подалось сердце. И как-то забылся жестокий материнский наказ. Людмила стала стараться в конце рабочего дня переделать все дела, оставляемые раньше на утро, чтобы хоть ненадолго заглянуть в храм. Случится свободная минутка - она тихонько заходила в храм через боковые двери и стояла в уголочке, отдыхая и наслаждаясь чем-то давно утерянным, таким родным и хорошим.
Потом прибавились другие заботы. Каждое утро Людмила выписывала на листочек имена больных: эту сегодня оперировать будут, у того осложнение непредвиденное, а этих вот, слава Богу, завтра выписывают...

Батюшка сразу заметил пожилую санитарку с длинными списками в руках.
- Приходи в любое время, - сказал он ей,  - в очереди не стой, записки отдавай сразу в мне, а деньги складывай вон туда, в ящик "на восстановление храма".

Оставалось последнее, казалось бы непреодолимое. Даже молясь в храме, Людмила незаметно складывала-таки пальцы для крестного знамения по старинке, в двуперстие. Нелепая мысль, что одним этим почитает она память и священный наказ матери, крепко-накрепко овладела ею.
Было у моей спутницы ещё одно по-детски трогательное увлечение: в пухлую общую тетрадку она год за годом выписывала духовные стихотворения. Те, что в безбожные годы шепотком пересказывались верующими друг другу, доставляя сердцам тихую радость. Одно такое стихотворение запомнилось мне, хотя, может быть, и не совсем точно:

Молюсь тебе, угодник славный,
Святитель Божий, Николай,
В житейском море утопаю -
Мне руку помощи подай.

Ведь ты молитвами своими
Спасал на море корабли,
Молю тебя, заступник сильный,
В моей беде мне помоги!

Неисчерпаемое море
Чудес ты, святче, сотворил,
И у кого какое горе -
Ты всем на помощь приходил...

Расстались мы на небольшой, по самые крыши заснеженной станции. Людмила помогла мне сойти, сама поехала дальше. В ту же ночь мне приснился сон. Еду я в поезде, напротив меня сидит моя Людмила, а на столике тетрадка лежит. И голос слышу, который объясняет:

- Ты неправильно делаешь, что пальцы не складываешь числом три вместе - во имя Святой Троицы. У тебя три пальца к ладони пригнуты, так это одно лишь Святой Троице выходит унижение. Разве ты не во имя Отца, Сына и Святого Духа крестилась? Исповедуй же это постоянно, когда крестное знамение творишь. А двуперстием своим разве ты Святой Троицей себя осеняешь? То-то и оно, что нет. Смотри, как надо:

На лоб, чтоб мысли просветила,
На пуп, чтоб чрево укротила,
Направо и налево- чтобы дела
Наших рук исправила!

- О, как складно! - восхищается по-детски простодушно Людмила, - постой-ка, в тетрадку запишу...

Проснулась я и думаю: к чему мне Господь такой сон послал, я ведь в истинности трехперстного знамения никогда не сомневалась? А вот бы Людмиле! Но стих этот из сна запомнился крепко.
Прошёл год. На святках я снова собралась навестить родных. Опять вокзал, заснеженный перрон, вагонная сутолока. Сижу в уголке, смотрю в окно по своему обыкновению. Вдруг слышу сквозь разговоры и колёсный перестук:
- Прошу тебя, угодник Божий,
Святитель добрый, Николай…

Я ушам своим не поверила. Сорвалась с места, удивив пассажиров, заглянула в соседнее отделение, в темноту, позвала, волнуясь:

- Людмила! Неужели это ты?

Через минуту мы опять сидели вместе, как тогда, год назад, друг напротив друга, через столик боковушки.
- Я ведь, - говорит Людмила, - такой сон видела, как приехала! Сплю и вижу, как мы с тобой вот так же едем, а ты мне стихи читаешь про то, как правильно креститься надо! Я теперь крещусь, как в церкви принято.Только вот жалость: во сне-то стих слышала, а проснулась - и не могу вспомнить!
- Ну, не горюй, - отвечаю я, - у меня память покрепче оказалась, - бери свою тетрадку. Пиши!

Что это было? Не знаю. Больше мы с Людмилой не встречались. Дивны дела Твои, Господи, и , воистину, неисповедимы пути Твои!

Об авторе
СМИРНОВА Марина Николаевна, род. 27 января 1962 г. Журналист, писатель. Автор книг "Дивны дела твои, Господи" (1995), "Отец Григорий: любите друг друга" (1999), "Великовражский старец" (2000), сборника стихов "У двери сердца" (2002). Рассказы, повести и стихи публиковались в нижегородской прессе и альманахах "Феникс", "Чёрный пруд", "Арина", "Вертикаль" и других. Член Сормовского ЛИТО "ВОЛГА". Член Союза Российских журналистов с 2003 года. Почётный член Российской общественной организации качественных средств массовой информации "Золотой фонд прессы".

Фоторепортаж из Бари (Южная Италия) смотрите здесь.
Интервью с настоятелем Русского подворья в Бари здесь.