Глава 4. Охотники за «мерседесами»
И вот он снова ехал в Пригород. Прислонившись к окну электрички, вполглаза смотрел на пролетающие мимо хмурые пейзажи с обезглавленными церквами, на отчужденных людей на станционных платформах, на землистое низкое небо и вспоминал прошлое. Кажется, это было вчера — охватившее и его, и всех вокруг ослепление политической свободой, когда хотелось успеть на все митинги, прочесть все газеты, подписаться под всеми воззваниями. Это потом, когда он уже отдал свой голос новому Президенту, он понял, что нельзя надеяться на «князи человеческия», и полностью отошел от политических страстей, перестав участвовать не только в митингах, но и в выборах. России нужны были не баррикады, а молитвы, — поняв это, он искренне отдался церковной жизни и втайне позволял себе мечтать о сане, хотя заговорить об этом не решался даже со своим духовником. Ну, а потом это уже сделалось и поздно: пошли осквернения храмов, террористические акты против священнослужителей, указы о запрещении православной веры. А потом появились и эти — тычущие концом дубинки в каждый лоб, закрытый капюшоном или шляпой: а ну покажи, есть ли там у тебя знак поклонения зверю?
Илья жил без знака и поэтому должен был теперь тащиться за шестьдесят километров, чтобы тайком купить здесь у добрых людей мешок картошки, без которой ни ему, ни Глаше в городе не продержаться. Там в любом магазине или на рынке сразу смотрят на лоб, — метка отсутствует, значит, - проваливай! А здесь, в глубинке, где близость русской земли и отеческих могил не дает так легко превратить свою душу в камень, пока еще можно было раздобыть у сельчан что-нибудь съестное за деньги или в обмен на вещи, не предъявляя никаких меток.
За остановку до нужной ему станции Илья снял с полки рюкзак и вышел в тамбур. Покосившись на пожилого грибника с собакой, стал у противоположной двери и, мысленно творя молитву, принялся ожидать остановки состава. «…Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище Твое. Не приидет к Тебе зло, и рана не приближится телеси Твоему, яко Ангелом Своим заповесть о Тебе, сохраните Тя во всех путех Твоих...»
Двери с шипением разъехались в стороны, и Илья шагнул на перрон, окутанный упоительным хвойным духом сырого бора. И тут же остановился. Шагах в двадцати от него поперек платформы стояли они — трое широкоплечих парней с тяжелыми челюстями и зловещими шестерками на рукавах.
— О! — воскликнул один из них, указывая дубинкой на Илью, и тройка, раздвигая сошедших на платформу пассажиров, ринулась к нему.
Судорожно крутнув по сторонам головой, Илья прянул назад и вскочил в тамбур.
— Стой, сука! — громыхнуло вслед ему над платформой, но двери, лязгнув створками, захлопнулись, и электричка тронулась с места.
— Слава Тебе, Господи! — прошептал Илья, осеняя себя крестным знамением, и в эту минуту дверное стекло разлетелось от страшного удара.
Отскочив от брызнувших в тамбур осколков, Илья успел увидеть перекошенное ненавистью лицо одного из патрульщиков с занесенной над головой дубинкой.
— Убью, тварь! — проревел он, и Илья услышал еще один гулкий удар, - по корпусу уходящей электрички.
Поежившись от мысли, что этот удар мог бы достаться ему самому, Илья перешел от греха подальше в другой вагон. Как ни велика была опасность еще раз столкнуться с «сатанинским патрулем», а возвращаться в город с пустыми руками было не лучше, поэтому, сойдя на следующей станции, он обогнул стороной поселок и, отыскав лесную тропинку, идущую параллельно линии железной дороги, отправился назад. Вероятность встречи с патрулем была очень мала — двор, где ему обещали картошку, находился на самом отшибе, так что можно было, не заходя в поселок, взять товар и по этой же тропинке вернуться на станцию. Здесь его еще не знают, он спокойно дождется электрички и уедет в город. Единственное неудобство — тащить десять километров мешок с картошкой, но тут уж ничего не поделаешь...
Тропинка неожиданно уткнулась в огромную лужу, и Илья полез через кусты в сторону — искать обходной путь. Земля от дождей пропиталась водой настолько, что низина превратилась в самое настоящее болото, которое уводило его все дальше и дальше в чащу. Выросший в городе, он видел раньше лес главным образом только у опушек, а потому, промочив ноги, попытался возвратиться назад и обойти эту непомерно раскинувшуюся лужищу по-над железнодорожной насыпью, но оказалось, что вернуться назад невозможно, так как его со всех сторон окружает болото. Еще какое-то время поскакав по островкам и кочкам, он понял, что окончательно заблудился. Делать нечего, нужно было звать на помощь.
— Э-ге-ге-ей! — закричал он в сложенные рупором ладони, затем какое-то время постоял, прислушиваясь, и снова поднес ладони ко рту, но не крикнул. «А что, если поселок уже рядом и первыми, кто придет на зов, будут те трое?..» — мелькнула холодящая мысль, и он опустил руки.
— Ну? Чего испугался? — прозвучал вдруг рядом отчетливый голос, и от неожиданности Илья даже присел. — Встань, штаны замочишь, — тут же раздалось в двух шагах от него, и, оглянувшись, он увидел, как из-за березок вышел бородатый мужик с добродушной улыбкой на лице и дубиной в руках. — Грибы собирал? — спросил он с усмешкой. — А где корзинка?
— Не было корзинки, — развел руками Илья. — Я за картошкой ехал, да проскочил станцию.
— Проспал, что ль?
— Нет... Патруля испугался.
Мужик внимательно посмотрел ему на лоб.
— Та-ак... Ну и что ты собираешься делать дальше?
— Для начала бы выбраться из болота.
— В этом-то я тебе помогу, — хмыкнул мужик. — Иди за мной. — И, ступая лишь ему ведомой тропинкой, повел Илью вглубь леса.

Шли минут тридцать — сорок, затем тропиночка вывела их на большую поляну, на которой виднелось несколько шалашей и землянок. В одну из них и ввел Илью его бородатый провожатый.
— Вот, Батя, человек без метки по лесу бродит, чуть в болоте не утоп, — представил он его такому же бородачу, восседавшему за грубо сколоченным столом в центре землянки.
— Садись, — кивнул тот Илье, а его спутник сел на скамейку без приглашения. — Анюта, чаю! — крикнул куда-то через плечо тот, кого называли Батей, и из-за дощатой перегородки появилась девица с потрясающей длины ногами и поставила на стол самовар.
— Угощайся! — Батя сам налил Илье стакан душистого чая и пододвинул деревянную тарель с сухарями. — Ты что-нибудь слыхивал об охотниках за «мерседесами»?
— Да, — кивнул Илья, припоминая слышанные ранее обрывки разговоров о появившихся на лесных дорогах разбойниках. Будто бы возникала у обочины трассы эдакая писаная русская красавица, останавливала грациозной ручкой заморские автомобили, якобы прося подвезти ее до города, а в это время из-за кустов и дерев выскакивали бородатые мужики в обмотках и обрушивали на сверкающие кузова и капоты удары тяжеленных дубин. — Так это вы и есть?
— Мы, — кивнул в свою очередь тот и, отхлебнув чая, указал глазами на Анюту. — А это наша героиня. Анка-приманка. Остановит любую машину. Моя племянница...
— И вы так в лесу и живете?
— Так и живем, — посерьезнел лицом Батя. — Не в городе же по подвалам прятаться! Или ты думаешь, что сможешь там долго продержаться без метки?
— Не знаю, — вздохнул Илья. — Но если уходить в лес, то неужели обязательно для того, чтобы нападать на «мерседесы»?
— А пусть знают, что Россия еще не погибла.
— Сила России не в дубине.
— А в чем же?
— В молитве. Если бы сто пятьдесят миллионов россиян одновременно помолились о спасении Отечества, вся эта сатанинская власть облетела бы, как короста.
— Вот и оставайся у нас. Срубим в глуши деревянную церковку, будешь служить Литургию.
— Я не священник. Да и не могу решить это вот так сразу... Мне нужно съездить в город, встретиться со своим духовником и увидеть одного человека.
— Попадешься.
— Бог даст, проскочу. Не в первый раз.
— Ну, смотри. Брат Иван тебе покажет дорогу, — кивнул он на мужика, приведшего Илью в лагерь. — Надумаешь — бери своего человека и возвращайся. Будем освобождать Россию от нечисти. Мы — дубинами, а ты — молитвами.
И он поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.
Продолжение следует.
Часть 1.
Часть 2.
Часть 3.