Об авторе
Николай Владимирович ПЕРЕЯСЛОВ родился 12 мая 1954 года в городе Красноармейске Донецкой области. С 1970 года работал на шахте «Краснолиманская». В 1973 году поступил в Московский Горный институт, на факультет «Подземная разработка угольных месторождений».  Оставив на IV курсе Горный институт, работал шахтёром, геологом, журналистом в газете «Старицкий Вестник» Тверской области и одновременно — псаломщиком в православном храме святого пророка Ильи в городе Старица.
В 1993 году окончил заочное отделение Московского Литературного института имени А. М. Горького. Работал в газете «Старицкий Вестник»,  затем директором областного отделения Литературного фонда России в городе Самаре, преподавал историю русской литературы в Самарском епархиальном духовном училище, издавал журнал «Русское эхо».
В 1997 году, переехал с семьёй из Самары в Москву, где начал работать секретарём Правления Союза писателей России. Является также членом Союза журналистов Москвы, Международной Федерации журналистов, Международной Ассоциации писателей и публицистов (МАПП).  Действительный член Петровской Академии наук и искусств, а также Славянской литературной и артистической Академии в Варне (Болгария).
Делегат первого Российского Литературного Собрания, прошедшего 21 ноября 2013 года; участник выездного Пленума Союза писателей России в Чеченской Республике; Конгресса народов России в Якутске; 1-й Международной поэтической конференции в Каире; 1-го Международного фестиваля поэзии стран Азии во Вьетнаме и всех Всемирных Русских Народных Соборов с 1997 по 2014 год.
Автор сборников стихов, романов, литературоведческих статей, переводов с украинского, татарского, якутского. Награждён медалями Русской Православной Церкви святого благоверного князя Даниила Московского и святого благоверного князя Александра Невского. Лауреат литературных премий имени А. Платонова, В. Розова, А. Невского, Б. Корнилова, Р. Гамзатова, М. Лермонтова, В. Хлебникова и Большой литературной премии России.

Девяностый псалом
Николай ПЕРЕЯСЛОВ

Кто имать ум — внимай.
Зде мудрость есть.
Число зверино изочти, считая.
Число его — «шестьсот шестьдесят шесть».
Не поклонись, погибель обретая.
Иеромонах РОМАН. «Глаголы вещие»

Глава 1. Сатанинский патруль

Они появились в конце полустанка — три шкафоподобных парня с коротко стриженными затылками и квадратными челюстями, перед волчьими взглядами которых поспешно расступались ожидавшие электричку пассажиры. Избегать столкновений с ними становилось все труднее и труднее.
Илья с беспокойством огляделся по сторонам. Из глубины бора тянуло неприветливой дремучей сыростью, люди на перроне стояли, подняв воротники и ни на кого не глядя. «Эти не двинутся с места, даже если меня станут убивать на их глазах», — понял он, и в памяти тут же всплыла увиденная недавно в городе сцена. Вообще-то он последнее время старался как можно меньше показываться на улице, но в тот раз ему принесли извещение на почтовый перевод, поэтому волей-неволей пришлось идти на почту. Получив деньги, он хотел как можно скорее возвратиться домой, но в эту минуту его окликнули:
— Илюша, погодите!
Тяжело дыша, к нему подходила его соседка по подъезду, прижимавшая к груди упакованную в розовое одеяльце внучку.
— Сделайте одолжение, — попросила она, — подержите пять минут Джульетку, пока я забегу на почту.
Она ткнула Илье розовый сверток, и ему не осталось ничего другого, как принять его и, неумело покачивая, ждать возвращения бабушки. К счастью, ребенок преспокойно спал в своем теплом коконе.
Но все-таки Илья чувствовал себя на улице неуютно. Город был наводнен осведомителями и командами добровольной полиции — вон и сейчас Илья увидел идущих в его направлении троих парней, на рукавах которых алели красные повязки с белым кругом и выведенными в нем черной краской зловещими цифрами — «666». Лица участников этого «сатанинского патруля», как называл их про себя Илья, были до удивления похожими одно на другое — ему даже стало казаться, что он все время наталкивается на одну и ту же группу, которая, в свою очередь, его тоже уже заприметила и запомнила. И — кто знает? — по-видимому, этот «комплекс обреченности» каким-то образом улавливался членами «сатанинского патруля, потому что даже в самой многолюдной толпе их тянуло к Илье, словно магнитом. Он уже видел, как, рассекая поток пешеходов, тройка дружинников целенаправленно двигалась к нему, и, если бы не спящая на руках Джульетта, он незамедлительно постарался бы скрыться.
И тут появился этот старик. В последнее время такими, как он, стали заполнены чуть ли не все улицы; — они попрошайничали у вокзалов и магазинов, спали в подземных переходах, копались в урнах и мусорных баках. Выброшенные на обочину жизни, они уже не видели в ней ничего для себя более ценного, чем подобранная пустая бутылка, выклянченная мелочишка, дармовые полстакана вина... Этот старик был именно таким. Заметив оставленную кем-то бутылку из-под пива, он бросился к этой драгоценной находке и, поскользнувшись на банановой кожуре, так и въехал с разбегу прямо в идущую ему навстречу патрульную тройку.
Отпрянув от неожиданности в стороны, мордовороты, впрочем, тут же разглядели, какое ничтожество стало причиной их прилюдного испуга, и пришли в бешенство. Пойманный за шиворот, старик вознесся на добрых полметра над тротуаром, повиснув в железной длани одного из разъяренных стражей порядка.
— Ты чё, козел, оборзел? Совсем, падла, не видишь, на кого кидаешься?
— Братцы, ей-Богу, я не нарочно! — прохрипел через стиснутое воротом горло старик, не замечая, как при упоминании имени Бога передернулись лица дружинников.
—- Да ты, тварь, еще и издеваешься над нами! — будто бы ожегшись, отдернул руку тот, кто держал его на весу, и старик шмякнулся на тротуар.
— Парни, не бейте, — залепетал он. — Ради всего святого, отпустите...
— Да заткнись ты, паскуда! — взвизгнул первый из них и изо всей силы вломил старику ботинком под ребра.
Но тот еще громче завопил:
— Люди-и! Убивают! Ради Христа, заступитесь!..
Последние слова привели к немедленным результатам: все, кто находился поблизости от места происшествия, тут же шарахнулись в стороны, тогда как ослепленные ненавистью дружинники потеряли над собой следы последнего контроля. Услышав имя Христа, они буквально озверели и, отталкивая друг друга, бросились к скорченному на тротуаре старику, топча и увеча его тяжелыми ботинками. Их нечленораздельные выкрики и проклятия слились в сплошное рычание, и окаменевшему с Джульеттой на руках Илье показалось, что перед ним не люди, а свора терзающих добычу диких собак.
Пять ли, десять ли минут длилась эта жестокая вакханалия, но, то ли вдруг устав, то ли опомнившись, избивавшие остановились и расступились в стороны, оставив на тротуаре окровавленный комок того, что еще недавно было человеческим телом.
— Пошли! — махнул рукой самый рослый и, по-видимому, самый старший из них, и з этот момент его взгляд уперся в стоящего неподалеку Илью. — Т-эк-с, — процедил он сквозь зубы, затем вынул из кармана платок, вытер им пот со лба и кивнул своим напарникам: — А это что за гусь? Как вам кажется? А?..
Они медленно подошли в Илье и остановились. Минуты две длилось молчаливое разглядывание, и, наконец, их главарь-верзила, кивнув на прикрытый капюшоном лоб Ильи, не столько вопросительно, сколько утвердительно произнес:
— Без метки. А?
— Без, — выдавил из себя Илья и инстинктивно прижал к груди ребенка. Главный перевел взгляд на розовый сверток, сделал шаг вперед, протянул руку к одеяльцу и откинул уголок, прикрывавший личико спящей девочки. На розовеньком, как и одеяло, маленьком лобике отчетливо обозначились три аккуратненькие шестерки.
— Ну, ладно, — проронил верзила. — На этот раз мы тебя не тронем... Из-за нее, — кивнул он на Джульетту. — Но если попадешься без метки еще раз, то пеняй на себя. — И они медленно пошли по улице, заглядывая в лица встречных, как тюремщики заглядывают в глазки камер.

...И вот теперь, стоя на полупустой железнодорожной станции среди мрачного леса, он почувствовал, что попался им снова. Он понимал, что рано или поздно это должно было случиться, но все же не думал, что это произойдет вот так — на таком далеком полустанке, где нет возможности ни затеряться в толпе, ни понадеяться на чью-нибудь помощь.
И эти трое на перроне, похоже, не просто выделили его из числа ожидающих электричку, но и поняли всю его нынешнюю загнанность и беспомощность. Криво ухмыляясь в предвкушении расправы, они медленно подошли к Илье и стали перед ним, поигрывая в руках длинными омоновскими дубинками.
— А ну-ка! — злорадно осклабился один из них и, как указкой, ткнул концом дубинки Илье под капюшон. — Покажи нам свой умный лобик...
Трое удовлетворенно переглянулись и рассредоточились так, чтобы отрезать Илью от перрона. Свободным у него теперь оставался только путь на рельсы, но там — в конце станции — уже появился несущийся в сторону города товарняк. «Ну, вот и все, — мелькнула мысль, — сейчас толкнут под колеса, и конец...»
Но его не толкнули. С ним еще думали поиграть напоследок.
— Ну как? — ухмыльнулся один из тройки. — Этот поезд тебя устраивает? Посмотри. — Ткнув дубинкой Илью в челюсть, повернул его голову к составу.
И в это мгновение Илья увидел, что мимо него пролетают железнодорожные платформы, груженные белым речным песком.
Он не был спортсменом и никогда серьезно не занимался даже зарядкой, но тут его тело абсолютно самостоятельно в отчаяннейшем прыжке взлетело над проносящимся мимо бортом, и он, подхваченный скоростью грохочущего состава, зарылся руками, ногами и лицом во влажную гору холодного белого песка. Кричали ль ему вслед свои проклятия дружинники или просто застыли с разинутыми ртами, он не видел. Когда он поднял голову и, отплевавшись от песка во рту, огляделся, состав отсчитал уже несколько километров от места его бегства. А минут через сорок он замедлил ход и начал втягиваться на разгрузочные пути сортировочной станции.
Выждав удобный момент, Илья спрыгнул на землю.
Продолжение следует.